Ловушка для ЗолушкиСтраница 9
– Это ерунда, Марк Ефимович!
– Замолчите! Хватит! Я скорее пойму женщин, которые торгуют своим телом, чем ученых, торгующих своими мыслями. Вы хуже шлюхи. Вам все было дано. А вы вместо того, чтобы работать, искали в мое отсутствие себе покровителя. И нашли. Ну уж нашли…
Ренч задохнулся и замолк, судорожно ловя ртом воздух. https://svyatovit-spb.ru/magazin/folder/sosni
– Марк Ефимович! – сказал я четко. – После того, что здесь было произнесено, я ни при каких условиях не смогу остаться в вашей лаборатории.
– Ах, он еще делает благородные жесты! Не сомневаюсь – ваш соавтор уже подыскал тепленькое местечко. Не задерживаю. Можете считать себя свободным…
Он что-то еще кричал, но я его уже не слушал. Сел за свой стол, достал лист чистой бумаги и тут же написал заявление об уходе. Ренч еще продолжал фонтанировать, когда я подошел к нему со своим заявлением:
– Подпишите.
– Пожалуйста!
Он отстранил мою ручку, достал свой фломастер и вывел с необычной для него четкостью: «Согласен освободиться от Булавина немедленно». Расписался и поставил число.
– Прошу! – сказал он, швыряя заявление. – Человек аморальный не может быть ученым.
Я подхватил листок и, не прощаясь, вышел. Вопли Ренча были слышны даже в дальнем конце коридора.
Больше ни волнения, ни раздвоенности я не испытывал. Мне было совершенно ясно: надеяться не на что, и только одним я был озабочен – довести поскорее эту тошную процедуру до конца.
Взяв такси, я быстро добрался до основного здания института и пошел сразу к Большому.
Молоденькая его секретарша, увидев меня, вскочила с радостным трепетанием:
– Вас давно ждут. Просили немедленно доложить, если появитесь. Сейчас ученый совет, но мне сказано, чтоб вызвала для вас. Посидите, пожалуйста, я мигом.
Большой, и правда, не заставил себя о ждать. Даже запыхался, так спешил.
– А, молодая поросль, – прохрипел он, улыбаясь. – Проходите, проходите.
Когда закрылась дверь кабинета, он, резко изменив тон, рыкнул:
– Ну что, одумались? Так-то оно лучше.
Я сел на стул возле его стола, расстегнул портфель и вытащил заявление:
– Подпишите!
– Что это?
– Там все написано.
Он надел очки, прочитал внимательно текст и вдруг хихикнул:
– Судя по этой бумажке, вы здорово поцапались с Ренчем. Лихо же вы перерабатываете информацию. Правильно! Смена ставок.
– Я прошу освободить меня от работы в институте. Неужели не ясно?
– Что? Очередной донкихотский трюк?
– Подпишите заявление!
– Где вы хотите работать? Назовите лабораторию, должность. Как только статья будет в журнале, все получите.
– Я хочу уволиться по собственному желанию.
– Хватит идиотничать! – заорал он. – Меня трудно вывести из терпения, но вам это удалось. Говорите, в конце концов, что вам надо?
– Подпишите заявление!
– А дальше? Что дальше?
– Это уже мое дело.
– А если не подпишу?
– Подпишете!
– Почему вы так уверены?
– Потому что если вы откажетесь подписать, я пойду ко второму заму или к директору. Меня начнут расспрашивать – и я могу сказать кое-что вам невыгодное.
– А если подпишу – делу конец?
– Естественно!
– Нет, конца не будет. Тут вы заблуждаетесь. Вы знаете, что своим уходом мне здорово насолите. А я мстительный. Я вас с таким хвостом из института выпущу, что вам трудно придется. Конечно, математики сейчас в дефиците, но вам от этого легче не будет. Такой звон будет устроен, что вас в самый занюханный институтишко не возьмут. А уж о кандидатской и думать забудьте, пока я жив.
– И все-таки подпишите!
– Хорошо! – сказал он со зловещей расстановочкой. – Уговаривать не люблю! Но помните: я слов на ветер не бросаю.
Он взял ручку, занес ее над заявлением:
– Ну, может, одумаетесь?
– Подписывайте!
Большой вывел несколько букв и швырнул заявление мне через стол.
– Любопытный эксперимент! Даже интересно посмотреть, как будет складываться ваша жизнь.
Другое по теме
«Думаю, мне следует остановиться»
Архимеда будут помнить, когда Эсхила забудут, потому что
языки умирают, но не математические идеи. Возможно, бессмертие — глупое слово, но, по всей видимости, математик
имеет наилучший шанс на бессмертие, что бы оно ни означало ...